Модель и кутюрье - Страница 27

— Даже не знаю… Просто мне до сих пор не верится, что все это правда. Известный на весь мир кутюрье окружает меня заботой, учит ездить верхом, предлагает бегать вместе с ним по утрам… История почти нереальная, смахивает на фантастический роман.

— Не забывай, что ты тоже известна на весь мир, — произнес Филип с ноткой недовольства в голосе. — И потом, разве это главное? — Он приостановился и взглянул на нее требовательно, пытливо. Словно хотел увидеть что-то особенное в ее глазах и удостовериться, что она не такая, какой показалась ему в эту минуту. — А если бы я не был известен, тогда бы ты никуда со мной не поехала?

— Да ты что! — поспешно и с таким жаром выпалила Софи, что чуть не задохнулась. — Если хочешь знать, я…

Она едва не выдала ему свой секрет, едва не рассказала, что ее сердце на протяжении целых шести лет полно им одним, что только благодаря ему в ней возникло желание стать моделью. Но она промолчала.

— Если хочу знать — что? — спросил Филип.

— Ничего. — Софи покачала головой. — Просто ты ошибаешься, если думаешь, что меня привлекает в тебе лишь известность.

Она зашагала вперед, вдруг ощутив себя обиженной. Филип догнал ее и взял за руку.

— Ну-ну, только не дуйся, — примирительно произнес он. — Я ведь ничего такого о тебе и не думаю. Как раз наоборот, ты кажешься мне самой искренней, самой человечной из всех моих знакомых.

— Правда?

— Конечно, правда. Я от тебя в восторге, Софи.

Он произнес эти слова спокойно, не как влюбленный, а как добрый друг. Поэтому Софи, несмотря на то, что внутреннее чутье говорило ей совсем о другом, решила, что его восхищение ею не выходит за приятельски-деловые рамки. Опять вспомнились неудачи, и настроение ее немного омрачилось.

— И тебя правда не смущает, что я…

Филип резко остановился и, повернув Софи к себе лицом, приложил к ее губам указательный палец.

— Мы ведь договорились: былых неприятностей сегодня для нас не существует. Говорить разрешается только о хорошем.

Софи послушно кивнула.

— Расскажи мне, к примеру, о чем ты мечтаешь, — неожиданно попросил он, продолжая путь.

— О чем я мечтаю… — растерянно протянула Софи, идя за ним следом.

Если бы он только знал, мелькнуло в ее мыслях. Если бы мог хоть краем глаза заглянуть в мои мечты!..

Но следовало отвечать. Софи напрягла память, пытаясь вспомнить хоть об одном своем заветном желании, которое не касалось бы идущего рядом мужчины. Неожиданно ее взгляд упал на пожилого человека с собакой, бредущего им навстречу.

Собака! — с радостью подумала Софи. Как же я могла забыть?

— В один прекрасный день мне хочется обзавестись собакой, — сказала она. — Не каким-нибудь злобным сторожевым псом, а настоящим другом, преданным, любящим, который жил бы в доме и понимал меня с полуслова. Пуделем, спаниелем или чау-чау. Мне все равно.

— У тебя никогда не было собаки? — спросил Филип.

— Моей личной — нет, — ответила Софи с грустью. — У моих родителей есть огромный дог. Очень суровый и важный. Живет он зимой и летом во дворе. Папа считает, что в доме собаке не место.

Филип улыбнулся каким-то своим мыслям и легонько сжал руку Софи.

— Ты, наверное, проголодалась как волк? — внезапно спросил он.

Софи взглянула на него, улыбнулась и подтвердила, кивая:

— Как волк.

В половине восьмого, поужинав в ресторане ботанического сада, они подъехали к дому Софи. За сегодняшний день Филип Вассон стал для нее гораздо ближе, чем за все предыдущие шесть лет, чем за последние два месяца. Не просто любимым, лучшим человеком на земле, а родным, тем, к кому в беде хочется прибежать за помощью, в радости — вместе посмеяться.

Когда Филип заглушил мотор, Софи, собравшись опять пригласить его на чашку чаю, повернула голову и замерла в удивлении. В его взгляде, устремленном на нее, читалось сейчас столько страсти и огня, что ее щеки запылали, а в животе потеплело.

— Спасибо, — прошептал Филип, медленно переводя взгляд на ее рот.

— За что? — спросила она тихо.

— За то, что подарила мне сегодняшний день. — Он осторожно наклонился к ней, нежно, почти не касаясь белой гладкой кожи, провел подушечкой пальца по ее подбородку, щекам, изящному носу, потом дотронулся до губ…

Софи задрожала всем телом и закрыла глаза, отдаваясь во власть блаженному возбуждению. Когда теплые губы Филипа коснулись ее рта, она забыла обо всем на свете. Наверное, и имени своего в эту секунду не вспомнила бы…

Он целовал ее сначала медленно, изучающе, будто постепенно завоевывая на это право. Потом со все большей страстью, крепко прижимая к себе, гладя ее не скрытую воротником куртки шею, обтянутые джинсами бедра, округлые колени…

Минуту спустя Софи уже не мыслила себя без этого поцелуя, странным образом сделавшего ее своей рабыней, своей невольницей. Когда он прекратился, ей показалось, она не может дышать.

Филип обнял ее снова, бережно, точно любимого ребенка, и прижался щекой к ее щеке, как тогда, после показа в Париже. Так они просидели неопределенно долго, целую жизнь, как показалось Софи.

За это время перед глазами Софи промелькнул весь ее долгий, томительный путь к их поцелую. Все, что произошло с ней с того далекого летнего утра в Кентербери, когда она впервые увидела Филипа Вассона по телевизору.

Сидеть, прижавшись к нему, ощущая его запах, слыша его прерывистое дыхание, оказалось в сто раз лучше, чем ей представлялось в мечтах. В этих чудных мгновениях она с удовольствием осталась бы до скончания века.